Живой классик

Юлия Лосева: Никас, Вы один из самых известных художников. Когда впервые почувствовали себя знаменитым?

Никас Сафронов: Да я и сейчас не думаю, что знаменит. Конечно, я известный человек, но для меня по-настоящему знаменит, наверное, Иисус Христос. Без кощунства. Знамениты Beatles, Майкл Джексон, из художников – Дали. А я просто известен. И известность для меня давно стала обыденностью, закономерным результатом большой и постоянной работы. Но, к сожалению, в моем случае имя знают все, а то, что я непосредственно делаю, мои картины, видел далеко не каждый. Я бы хотел, чтобы издавалось больше моих альбомов, больше книг, где используются мои работы, чтобы мое имя звучало в обобщающих изданиях по символизму, кубизму или современному портрету. Поэтому и вопросы я больше люблю о творчестве или об искусстве.

Юлия: Но если проанализировать современную эпоху и живопись, становится понятно, что даже через 50–100 лет Ваше имя будет звучать.

Никас: Имя человека, который при жизни оставил след и заставил о себе говорить, я думаю, будет звучать, пока существует мир. Я, конечно, имею в виду людей искусства, достигших успеха в музыке, архитектуре, живописи или писательском деле. Всех, кто так или иначе внес свой вклад в искусство прошлого, мы хорошо помним до сих пор. Я занимаюсь живописью сегодня. Часть моих работ сохранится в будущем, как достижения искусства сегодняшнего и как историческая память.

Юлия: Оскар Уайльд утверждал: «Когда Вы не на пьедестале – Вы никому не интересны». Как всемирная слава отразилась на Вашей жизни?

Никас: Известность для меня заключается в том, чтобы приносить пользу нации. Обычный человек может помочь отдельным людям, а человек известный может быть полезен сразу очень многим. Известность дает мне возможность быть независимым, хотя бы в некоторых отношениях, и, благодаря этому иметь независимое мнение, действовать, как считаю нужным, и держать ответ только перед самим собой. Чем большую известность ты имеешь, тем чаще к тебе обращаются люди совершенно незнакомые. Тебя считают своим, тебе верят, ты становишься не просто гражданином, а, можно сказать, достоянием своей родины, ты уже принадлежишь всем. И то, что тебе поверили многие, конечно, дает новые возможности, но и накладывает огромную ответственность.

Юлия: Вы также являетесь одним из самых известных меценатов в России, участвуете в многочисленных благотворительных фондах. Что для Вас благотворительность – порыв души или нечто большее?

Никас: Это часть моей жизни. Мама говорила нам: «Когда вырастете, заработаете собственные деньги, из каждых трех копеек одну отдавайте на благотворительность». Я отдаю полторы-две. Сейчас действует множество благотворительных фондов и волонтерских движений, если они делают конкретные дела, я передаю им свои работы, даю деньги. Во многих акциях я участвую лично, помогаю публичной раскрутке компаний, стараюсь продвигать молодые таланты. Все это я это делаю от души. В итоге ведь каждый отчитывается перед своей совестью.

ЭНЕРГЕТИКА ПОРТРЕТА

Юлия: Диапазон стилей, в которых вы работаете, поражает: это и сюрреализм, и импрессионизм, и кубизм, и, конечно, портреты. Скажите, какой жанр особенно привлекает Вас? Картины какого направления сейчас наиболее востребованы у покупателей?

Никас: Все понемногу, каждому нравится свое. Вкус зависит от человека, его внутреннего мира. Одним нравятся портреты, другие считают, что иметь собственный портрет – плохая примета, третьи вообще их боятся, наделяя магической силой, как «Потрете Дориана Грея». Но, в среднем, портреты всегда продаются хорошо, они – мой самый главный заработок. Другие полотна чаще приобретают крупные коллекционеры и музеи. Мне особенно приятно, когда это делают российские государственные музеи, вот сейчас один из них ведет переговоры сразу о нескольких несколько картинах, в общей сложности на 100 тысяч евро. Покупать работы у живых авторов очень разумно и всегда было в русских традициях.

Юлия: Бэзил Холлуорд в книге «Портрет Дориана Грея» не хотел отдавать портрет герою – говорил, что там очень много его самого, его души. Но оказалось, что душа самого Дориана была заключена в портрете. Когда Вы пишете портрет, чего в нем больше – Вашей энергетики или энергетики заказчика?

Никас: Хороший вопрос. Это зависит от того, кто позирует, а также от того, насколько я включаюсь в процесс. Я молюсь перед тем, как начинаю работу, и заканчиваю ее с молитвой, так что кроме заказчика и меня, в них есть и нечто третье. А картинам, выставленным в музеях, свою энергию передают еще и смотрящие на них посетители. К счастью, как правило, в музей и на выставки люди приходят с чистыми помыслами, с хорошим настроением. Я сам перед такими походами настраиваюсь на светлый лад: сейчас я увижу Веласкеса, Гойя, Караваджо… А иногда приходят мрачные люди, и картины при них словно съеживаются, прячутся. И я, бывает, с ужасом думаю – неужели это я писал?! Картины не только несут заряд, вложенный в них при создании, но и реагируют на окружающую действительность. В этом смысле они, можно сказать, живые.

БРЕНД VS ИСКУССТВО

Юлия: По Вашему мнению, что толкает человека заказать свой портрет? Это дорогостоящая прихоть или объективная потребность?

Никас: Вы знаете, по-разному. Подсознательно каждый человек мечтает о вечности. Он старается оставить после себя след, трудится, воспитывает детей. Он хочет, чтобы его дети учились в лучшей школе и вышли из нее образованными, честными и уважаемыми обществом. И когда он заказывает портрет, то по тем же причинам выбирает известного художника. Чтобы его образ сохранился, и чтобы его потомки гордились, что их папу или бабушку рисовал сам «Леонардо да Винчи». К такой картине все и всегда будут относиться бережно, как к сокровищу, потому что она становится неким эквивалентом денег. К тому же кроме информационной, портрет имеет и воспитательную нагрузку. Если у семьи есть история, ее члены по-другому относятся и к своей стране, и к ее истории в целом. Например, в моем роду были тевтонские рыцари, и в моих генах, в моей душе присутствует ощущение того, что раз ты аристократ, то и вести себя должен соответствующе.

Юлия: Вы говорите, что человек, приходящий в галерею, идет за положительными эмоциями. Но не все картины дарят умиротворение и покой. На Ваш взгляд, картины должны нести что-то настолько сильное, отчего в душе все переворачивается, что меняет мировоззрение?

Никас: Я позитивный человек и несу позитивную энергию. Я пишу иконы, освещаю их, молюсь. Пишу картины, занимаюсь благотворительностью, помогаю людям. Есть художники, которые носят в себе, по большей части, темную энергию, и кому-то она тоже нужна. Каждый художник пишет вносит в свое искусство собственную философию, и, если художник талантлив, то стоит понастоящему задуматься о ней. В людях иногда просыпается тоска по мистике, мы понимаем, что существуют непонятные, часто пугающие вещи, и хотим увидеть, почувствовать их, пропустить через себя и получить свою дозу адреналина. Такое искусство, которое дает людям прикоснуться к чему-то запретному, всегда было особенно популярно. Но все-таки чаще зрители находят полотна по своему вкусу, чем художник меняет мировоззрение публики.

 

Юлия: В Европе и на Западе инвестиции в искусство являются распространенным вариантом вложения капитала. В России же это направление до сих пор не развито, нет стабильного и четко функционирующего арт-рынка. Как вы думаете, почему?

Никас: У нас арт-рынок раскручен, прежде всего, авантюристами от искусства, а серьезная живопись находится на его задворках. На мой взгляд, в России, по большому счету, так было всегда. И сегодня мы ездим покупать свое же русское искусство за границу и покупаем втридорога. Это удручает.

Наш арт-рынок развивается стихийно. Дельцы зарабатывают огромные деньги, сиюминутно раскручивая объекты, не имеющие к искусству никакого отношения. В отличие от нашего, на Западе политика арт-рынка более продумана, но все-таки и там продаются в большей степени бренды, а не произведения искусства. Никто не против, когда смены определенных этапов в культуре сопровождаются определенными философскими умозаключениями, и часто культовые произведения становятся таковыми именно в паре с философской концепцией. Так было, например, с черным квадратом Малевича. Чуть раньше юмористическая концепция Герхарда Пола (на том же живописном материале) такой популярности не снискала, он свой «черный квадрат» назвал «Драка негров в подвале». Поэтому сложно ожидать от арт-рынка строгой экспертной оценки, состояние рынка это, скорее состояние моды на искусство, а не состояние искусства.

Юлия: Возвращаясь к Вашему творчеству, что определяет ценность картины и формирует стоимость, по которой ее приобретает покупатель?

Никас: Я думаю, в большей степени ее популярность, узнаваемость. У меня есть картина под названием «Неуловимая», которую я сделал, когда только поступил в училище и не умел писать профессионально. Я написал девушку, которою никто не мог достоверно изобразить. А я сделал ее с четырьмя глазами, и мало того, что получилось очень похоже, эта работа стала культовой. 15-20 лет назад она ушла за 28 000 долларов. Сейчас она ценится еще выше, потому что заставляет людей остановиться и воспринять ее энергию. Одно время ее огромная копия висела на Яузской набережной, и там даже аварии происходили, так что ее попросили убрать. Такая энергетика не может быть случайной.

Даже у таких гениев, как Леонардо и Микеланджело, есть очень много некачественных работ. Когда обо мне судят по моим плохим работам, я всегда говорю: но ведь у меня есть и удачные произведения, и их достаточно. Да, у меня были ошибки, за которые мне стыдно, много картин я уничтожил, как Гоголь уничтожил свой второй том «Мертвых душ», понимая, что он несовершенен. Нельзя все всегда делать одинаково гениально.

ИЗМЕНИТЬ СЕБЯ, НЕ ИЗМЕНЯЯ СЕБЕ

Юлия: Личность человека постоянно меняется и развивается. Если провести параллель между началом Вашей карьеры и сегодняшним днем, насколько изменились цели Вашей жизни?

Никас: Раньше я в первую очередь хотел заработать деньги. Я родился в бедной семье: мой папа был военным, потом ушел в отставку, а мама работала медсестрой. Нас было шестеро детей, и мы, скажем так, выживали. А я не хотел быть бедным. Потом я начал искать себя. В живописи я был всеяден, всегда очень много экспериментировал. Но постепенно сконцентрировался на конкретных областях –кубизме, портретном жанре, сюрреализме. Из сюрреализма закономерно перешел в символизм.

В итоге я понял, что основа всего – это классика. В ее рамках можно делать любые экспериментальные работы. Можно творить в символизме или dream-vision, но все эти эксперименты должны основываться на классическом подходе. И постепенно для меня более ценными стали простые вещи – и в живописи, и в людях меня стала больше привлекать натуральная красота. Я вообще люблю подлинность, честность во всем: в дружбе, в женщинах. В этом я нахожу и красоту, и истину.

Юлия: На сегодняшний день есть какие-то цели, которых Вы еще не достигли и к чему стремитесь?

Никас: Целей, на самом деле, много. Сейчас мне предложили сыграть в кино. У меня уже есть 18 фильмов: в одних я играл самого себя, в других – эпизодические роли. А это будет настоящая большая роль, если, конечно, я решусь ее сыграть. Затея скорее экспериментальная, но, как показывает практика, такой опыт пригождается потом и в реальной жизни. Ты открываешь для себя новые аспекты человеческой психологии и бытия. Потом эти знания помогают понять натуру, человека, который тебе позирует.

Иногда мне хочется заняться скульптурой. Я уже делал два «бисквита» (изделия, слепленные из пластилина и вылитые в специальной форме – Прим. ред.) для Эрмитажа, может быть, создам что-то подобное. Возможно, стоит поработать в театре. У меня много интересных идей не только в плане творчества – меня очень увлекает благотворительность. Я всегда занимался общественными и благотворительными проектами, теперь я становлюсь более избирательным. Я стал реже принимать приглашения, и если «выхожу в свет», то выбираю не просто мероприятие, а концепцию, как, например, артековский кинофестиваль «Алые паруса».

Юлия: Оглядываясь назад, есть ли что-то, что Вы бы изменили в своей жизни или о чем жалеете?

Никас: Должен признаться, о многом жалею. Я бы все поменял. Я бы пошел в первый класс, уже умея читать и писать. Я был бы отличником, чтобы маме было приятно, и чтобы не было мучительных снов, о том, что я чего-то не доучил, не дочитал, не досдал. Я бы не сделал многие ошибки: не обижал бы друзей, берег бы по-настоящему своих родителей… Если бы только можно было вернуться в детство, сохранив детскость, но имея за плечами жизненный опыт, наверное, многие ошибки можно было бы исправить, а может быть и повторить…

И конечно, я не стал бы дарить плохие картины, а выбрасывал бы их или сжигал.

Я не боюсь потерять известность. Я бы с удовольствием променял ее на жизнь обыкновенного школьника, даже двоечника. Как-то ко мне подошел студент и сказал: «Когда я буду большим художником, профессор, я хочу быть как Вы». Я ответил: «Молодой человек, я в Вашем возрасте мечтал быть Леонардо да Винчи». Цели всегда должны быть высокие.

Юлия: Никас, наш журнал публикует статьи по вопросам консалтинга в различных профессиональных сферах. Скажите, обращались ли Вы когда-либо к услугам финансовых консультантов, например, по вопросам управления капиталом?

Никас: Мне кажется, в настоящее время необходимость профессиональной консультации диктуется обилием информации на рынке. Естественно, человеку, успешному в одной какой-то сфере, в других необходима помощь специалистов. И тут для меня самым важным фактором является репутация. А из нее следуют доверие и надежность – ключевые факторы долгосрочного сотрудничества.

Например, для художников особо актуальны вопросы защиты авторских прав на изображения. В своей практике я не один раз сталкивался с попытками незаконного использования моих работ.

Кроме того, без помощи профессиональных консультантов творческому человеку сложно грамотно коммерциализировать результаты своего творчества. Я сейчас говорю не столько об установлении стоимости картин, сколько о будущих доходах от их использования.

Только, насколько я знаю, профессиональных консультантов, которые специализируются именно на этих областях, на российском рынке пока нет. А жаль.

Беседовал Юлия Лосева